И пришли люди... Знакомьтесь, ветер... В логове зверя

[exoria]

Бэта - Nocturne_orange, за что ей огромное спасибо

Время семимильными шагами приближалось к зиме. Лето минуло очень быстро, не успели и глазом моргнуть – наступила осень. Не такая, как обычно, когда в середине октября уже лежит снег, а как-то в этом году было всё иначе: и весна более ранняя и тёплая, и осень отличилась погожими деньками, изредка разбавленными дождём, но уже без грома. В целом, хотя и было прохладно, погода радовала, что не могло не отразиться на общем настроении.

Дети валялись в кучах разноцветных листьев...

Дети валялись в кучах разноцветных листьев и самые изумительные собирали в коллекции, взрослые подолгу засиживались вечерами на улице, распевая песни и распивая крепкие напитки, находились даже смельчаки, что ходили помочить ноги в ближайшие водоёмы. Конечно, охотились и собирали грибы и перезревшие лесные орехи, – но это больше быт, нежели развлечение, хотя для кого как.
Для Роксаны это не было ни тем, ни другим. Радовали две вещи: Элионора три дня, как съехала, а сама она помирилась с Кристианом и теперь была помолвлена, что демонстрировало маленькое медное колечко на её изящном пальчике. В общем, еще до праздника Поцелуя солнца всё вернулось в прежнее русло, включая и общение с Тейяром. Девушка больше не решалась назначить встречу или прийти к нему, тем более после того, что случилось, хотя он обещал зайти сам, и она искренне надеялась, что это не пустые обещания. Она была готова извиниться за свою вольность, но будь предложена ещё одна возможность пережить тот день, Роксана бы её не упустила и сделала бы всё точно так же. В её жизни не должно быть уныния, но теперь появилась мечта – сбежать отсюда, если не из У'Руса, то из Тропа, и жить, сочиняя истории и песни, может, даже присоединившись к бродячему театру, лишь бы быть подальше от волчьих скалящихся морд.
Сейчас ангел не знала, чем себя занять: на ум не шла ни мелодия, ни обычный стишок, даже истории не выстраивались цепочкой слов перед глазами, её волновало лишь то, как пройдёт будущая свадьба, ведь до неё оставались считанные дни. Никакого шумного пиршества, минимальное количество гостей и храм – это праздник для них двоих, и никого более таинство волновать не должно. Так она решила, так оно и будет, хоть тётушки и отговаривали свою воспитанницу и торопили одуматься, потому что на подготовку уйдёт несколько дней. Она тянула с ответом, ведь для маленького празднества заранее и не надо было готовиться.
Она сидела в комнате д'Лавье и хмуро пялилась в окно, разглядывая прохожих, мокнущих под мелким дождичком, в надежде увидеть знакомое лицо. Потом ей и это надоело, и девушка принялась за стирку занавесок, которые из белых стали серыми. Её не беспокоило то, что она довольно долго возится в холодной воде, помутневшей от пыли, и выполаскивает эту чёртову занавеску. Странно, но в комнате Кристиана не было ни раскиданных по полу грязных носков, ни сложенных под подушкой дырявых трусов, ни чего-то ещё в этом роде. Всегда чисто, уж точно аккуратней, чем у Роксаны, только занавесь подкачала, и это надо было исправлять.
Дитя неба даже не слышала, как зашёл хозяин комнаты, и обнаружила его, только когда ощутила мужские руки на талии.
– Ты чего это решила заняться уборкой? – спросил он над самым её ухом.
От Кристиана пахло дождём и перегаром. Наверное, он снова заходил после смены в кабак – посидеть с друзьями. Зачем же нужно было тогда звать Роксану?
– Да вот решила, – тихо ответила она, продолжая выполаскивать узорчатую ткань.
Мужчина усмехнулся.
– Забудь про это, я соскучился, – прошептал он, обнажая девичью шею, на что ангел поёжилась и попыталась увернуться от его губ.
– Ты пьян, Кристиан...
– Алкоголь только разжигает желание, – пробубнил он, всё же получая своё. – Рокси, моя милая Рокси, мой цветок... Брось ты это и иди ко мне.
– Я уже сказала, Кристиан, – раздражённо проговорила ангел.
– Неужели ты ни капельки по мне не соскучилась?
– Иди отоспись, – уже отталкивая жениха, сказала девушка.
– Только если не в одиночку.
Всё произошло за несколько секунд: мужчина потащил упирающуюся Роксану через всю комнату к кровати. Как она ни ругалась и ни брыкалась, выпускать стражник не собирался, напротив, хватка его становилась сильнее и дошла до того, что девушке стало невыносимо больно. Спасительную тряпку ангел применила только тогда, когда Кристиан, повалив её, стал силой стаскивать тонкую рубашку. Казалось, тряпка охладила его лишь на время, но и этого хватило, чтобы девушка могла убежать, пусть и в том, в чём была в тот момент. Обычно его опьянение никогда не сопровождалось приступами агрессии или чем-то вроде. Мужчина спокойно ложился спать, а теперь с ним что-то произошло. Наверное, перебрал лишнего, но Роксана этого не потерпит. Мало того, что ей сейчас не хотелось близости ни в какой форме, так ещё через силу...
Она ёжилась, ощущая противный моросящий дождь на лице и спине сквозь рубаху. Ещё этот ужасный осенний ветер, пробирающий до костей. Ангел забыла свой тёплый плащ на стуле, но не намерена была возвращаться, хотя до приюта было далеко идти. Люди, оборачиваясь, смотрели ей вслед, но дитя неба не обращала на них никакого внимания. Роксана даже не плакала: было неприятно и обидно, но не более... Кристиан отоспится и придёт извиняться, с ним бывает, но нынешняя ситуация не лезла ни в какие рамки. Зачем? Если можно сделать это по-другому, задав соответствующее настроение. Способ мог не сработать, но оставил бы после себя приятные воспоминания, а теперь ангел смотрела на свои красные запястья и, потирая их, бубнила про себя ругательства. Будь, что будет… Теперь и д`Лавье стал чужим, хотя недавно клялся в вечной любви, стоя на коленях.
Дитя неба не скоро добралась до своей комнаты, шлёпая по лужам и укрываясь от усиливающегося дождя под матерчатыми стенами у продуктовых магазинчиков. Конечно, она замёрзла, конечно, простудится, если не предпримет чего-то, но ангел не могла ничего сделать: горячего чая не дождёшься до ужина, а морсом не согреешься. Ванные комнаты также были заняты, поэтому девушка, лениво перебирая ногами, направилась сразу в свою, где тут же, даже не раздеваясь, упала на кровать. Роксана не спала, но и не бодрствовала: какое-то странное пограничное состояние овладело ей и не отпускало до самого позднего вечера.

Голова словно раскалывалась на части при каждом движении, а в покое её просто сжимало будто обручем и сдавливало виски. Роксана проснулась ближе к полуночи, думая, что проспала всего несколько часов, а вышло почти полдня. Дождь так же монотонно, как и прежде, барабанил по стёклам и ещё больше убаюкивал, но с такой головной болью вряд ли вышло бы заснуть, впрочем вставать тоже не хотелось. Она чувствовала, что заболела, и этот процесс теперь был необратим, а ангел ненавидела болеть. Хлюпая носом, она пыталась уснуть, но и спустя полчаса попытки не увенчались успехом. Оставалось только пялиться либо в потолок, либо в окно, чем бард и решила заняться. Всякие разные мысли лезли в голову: от обиды до воспоминаний о пережитом за сегодняшний день. Самое странное – Роксана не испытывала никакого потрясения, наверное, раньше бы она оскорбилась, но сейчас уже ничего не чувствовала к Кристиану, кроме жалости и разочарования. Всё-таки она искренне надеялась, что это было шуткой, пускай и чересчур глупой, потому что не хотелось терять его, когда всё было уже решено. Но если такое стало выплывать до брака, то о том, что будет после, ангел не хотела думать, ей было достаточно закравшихся в голову сомнений. В себе, в Кристиане, в чувствах и вообще во всей этой затее с их женитьбой. И лишь только маленькое колечко было знаком хоть какой-то надежды, что она всё делает верно.
На следующее утро Роксана проснулась, ощущая жар и ломоту во всём теле, она даже не могла пошевелиться, думая, что каждое движение будет доставлять боль. Голова была тяжёлой и ватной, веки слипались, и хотелось только спать и ещё немного пить, но оказалось, что ангел не в состоянии даже подняться. Теперь-то можно было жалеть, что нет соседки, которая поднесёт стаканчик воды, но не больше. Помучившись несколько минут в попытках подняться, Роксана всё-таки встала, кутаясь в шерстяной плед, потому что жар сменился ознобом.
Как обычно в выходные дни, коридоры были безлюдны и оттого совсем безжизненны. Хоть бы попался даже самый маленький житель приюта, чтобы позвать кого-то, иначе дитя неба, обессилев, так и спустится по стене на пол. Хотя нет, найдёт какой-нибудь более чистый участок, а уж потом… Её, падающую, вовремя подхватил кто-то и потянул на себя, чтобы девушка не рухнула окончательно. Судя по голосу, слышимому через пелену, это была Стефана. Он был низким и громоподобным, если, конечно, это было возможно. Роксана находилась как бы в забытьи, пока ведьма вела её по коридорам и лестницам вниз, в подвал, где она сама обитала, куда был допуск только тогда, когда болело горло или резало в животе. Там редко кто бывал добровольно, несмотря не всю интересность и наличие настоящих факелов, подземного озера, полнившегося разными гадами, и наростов сталактитов и сталагмитов.
Стефана вела Роксану слишком стремительно, чтобы та могла поспевать за ней. Правильным словом было «тащила» или «волокла», но девушка шла с помощью своих ног, хоть и еле-еле передвигая ими, щурясь и пытаясь разглядеть существ, снующих под ногами. Она установила, что это были коты, наверное, потому, что знала об их наличии в подвале. Но скоро всё кончилось: ведьма усадила ангела на деревянный скрипящий табурет, заставила выпить пряный отвар, затем нечто, похожее на куриный бульон (а, может, это он и был), и уложила на кровать, где обычно лежали такие же больные, как нынче Роксана. После этого полагалось сделать запись в журнале, по обычаю лежащем на дубовом столе под стопкой книг о травах, но Стефана черканула что-то в записной книжке, вынутой из кошеля на поясе, и, пощупав лоб ангела, куда-то удалилась. Она всегда так уходила, причём надолго, а ведь девушка не успела попросить, чтобы оставили воды.

Когда дитя неба проснулась, первое, на что она обратила внимание, оказалось светом и запахом, оба были приятными, и если запах можно было бы описать в цветовой гамме, то одно, определённо, дополняло другое. Как-то было неожиданно светло не только для всего подземелья, но и здания в целом. Великолепный аромат шалфея, наполнявший комнату, вызывал ещё больше положительных эмоций, и, наверное, уже от этого девушка чувствовала себя здоровой, хотя всё было далеко не так. Она даже привстала на кровати, облачённая в какую-то пижаму и накрытая тяжёлым одеялом. Что происходило прошлой ночью, Роксана, конечно, не помнила, да и не хотела бы вспоминать, раз мысли даже не удосужились задержаться в голове. Девушка сильно проголодалась, хорошо, что на прикроватном столике её ждало молоко и малиновое варенье, к чему, усевшись поудобнее, она и потянулась.
– Нет-нет, это потом, милая, сначала ты поешь.
Роксана попыталась угадать ведьму по голосу: голоса Тильды и Стефаны, когда последняя ровно и вполголоса говорила, порой было несложно спутать, но это была именно последняя, судя по характерной одышке, сопровождавшей её уже более десяти лет.
– Я и хотела поесть, тётушка, – тихо сказала дитя неба, когда наконец увидела ведьму и удостоверилась, что это именно маленькая полная целительница.
– Это не еда, девочка.
– А что же? – изумилась ангел.
– Так, баловство. Сейчас я принесу тебе что-нибудь.
– Тётя Сте... фана, – выдохнула Роксана вслед уходящей женщине.
Сейчас девушка вполне насытилась бы стаканом молока, но ведьма была, как всегда, неотступна и через какое-то время появилась с подносом, заставленным маленькими горшочками с различными яствами. Голод тут же дал о себе знать, и под одобрительную речь ведьмы ангел плотно позавтракала, вернее, пообедала.
– Где же ты так простудилась, милая? – наконец закончила нахваливать аппетит барда Стефана.
– На улице, пока гуляла.
– Под дождём?
– Ну да, за исключением сырости погода была чудесна и...
– Можешь не продолжать, – перебила девушку ведьма, – ты опять поссорилась с Кристианом. Что же такое, ведь знаменательный день на носу?
"О, снова начинается", – подумала дитя неба, быстро набивая рот едой, дабы избежать ответа, но Стефана ждала и, казалось, могла ждать достаточно долго. Когда-то она слыла своей красотой и романтическими похождениями, была далеко не самой целомудренной из квартета, и даже поговаривали, была замужем, но потом вроде одумалась и стала полной противоположностью самой себе в ранние годы. Но что говорить, опыта у неё было не занимать и, собственно, любовная тема была её любимой, а задушевные разговоры долгими и как бы непринуждёнными. И этот вопрос сильно волновал Стефану, что в свою очередь беспокоило ангела. Конечно, ведьм это могло волновать, потому что они оплачивали часть затрат – малую часть (Роксана их избавила от больших расходов). Обычно они были против таинств в храмах, что вполне понятно из их рода деятельности, но тут все без исключения были за.
– Ну, можно сказать и так, – тихо созналась девушка.
– Он топчется под окнами после дежурства и ждёт тебя, девочка. Так нельзя, скоро вы станете мужем и женой.
"Конечно-конечно", – продолжила размышлять Роксана злобно, - "мужем и женой, а вас-то с чего это волнует". Сейчас она ужаснулась своим мыслям, но заметила за собой, что совсем ничего не испытывает к тому, с кем хотела связать свою жизнь, будто он не только сейчас стал чужим, но и был им. Ни любви, ни тоски, ни ненависти – ничего, полное безразличие с примесью раздражения. Более того, появилась какая-то настороженность. Это было чересчур, ведьмы будто навязывали ей свои мысли, постоянно твердя, какая хорошая пара Роксана и Кристиан, вернее, это делала Стефана, а остальные улыбались – все, кроме Агнесс, потому что ей, верно, дела до этого не было, решало большинство, хотя она, может, и была против. Дитя неба всё думала, а Стефана всё говорила, какой Кристиан хороший, но чем больше целительница трепала языком, тем больше ангел убеждалась, что ошибалась все эти годы: как-то всё гладко и неестественно выходило в речах ведьмы, а ведь д`Лавье таким и был… Эти чувства ей попросту навязали, потому что никакой восторженности, трепета и восхищения дитя неба никогда к стражнику не испытывала. Роксане было не с чем сравнить, кроме как с восхищением своим кумиром, которого она почти не знала, но даже это чувство было в разы мощнее, чем влюблённость в человека, совместная жизнь с которым будет большой ошибкой.
– Нет, – так же тихо, как и прежде, произнесла бард, закончив умозаключения и устремив взор на палец, где проворачивала колечко.
– Что нет? – целительница сильнее изумилась тому, что её перебили.
– Вы не знаете, о чём говорите.
– Девочка, у тебя снова жар? – спросила Стефана, прикасаясь ко лбу подопечной. Та скинула чужую ладонь со своей влажной кожи. Её и правда лихорадило, но это никак не отражалось на мыслительном процессе.
– Нет у меня никакого жара. Просто я говорю "нет" д`Лавье. Я ошиблась, надо было сказать ему об этом раньше.
Она, вздыхая, сняла то, что её обязывало к глупому поступку, и протянула на раскрытой ладони изумлённой целительнице, наконец перестав колебаться. Бард уже всё решила.
– Ты сейчас ошибаешься, – поправила девушку ведьма, зажимая кольцо в её кулаке.
– Именно сейчас мои мысли и действия верны, как никогда. Я правда не хочу жить с ним, тётя Стефана, – Роксана пожала плечами, взглянув в лицо ведьме, она не решилась сказать, что произошло, даже тому, кто вроде может её понять. – Я ничего не чувствую к нему. И не хочу себе такой судьбы. Я схороню ваши сбережения от затрат…
– Роксана, не в этом дело, – ведьма её перебила, – ты точно не в себе, детка, тебе стоит полежать.
– Я не…
– Тсс, – Стефана стала укладывать девушку обратно на подушку. – Полежи – станет легче, ты просто волнуешься, я тебя понимаю...
– Я в порядке.
– Тсс, молчи и всё. Договорились? Позже мы это ещё раз перетолкуем.
Целительница склонилась над самым лицом девушки, стараясь говорить как можно тише и понятнее, не позволяя ей вставить ни слова. Казалось, ещё немного и Роксану выбесит это отношение, но она стоически решила вытерпеть всю процедуру сюсюканья и укладывания в кроватку. Пришлось притвориться спящей, чтобы ведьма впопыхах ушла, хлопнув за собой дверью.
Роксана открыла глаза. Всё оказалось неправильным, стало таким в один день, в один момент, будто её заставили смотреть на вещи по-другому. Но почему? Что случилось? Жила себе и бед не знала, в гармонии с собой и с окружающими, но вдруг какой-то щелчок в мозгу – и хочется поступать супротив, бросить к чёрту всё и сбежать, чтобы изменить жизнь, сделать её лучше, а может, именно начать жить.
Вот и настал момент. Осталось дождаться удобного случая, собрать вещи и двинуть ноги куда-нибудь подальше, на край света, сбежать от прошлой себя, считавшей все свои поступки правильными и важными, а мнение ведьм неоспоримым; сейчас её не понимают, просто не хотят понять. В Роксане начала просыпаться та маленькая девочка, что, лишившись крыльев, сбежала в лес. Так и теперь: она лишилась опоры в лице того, кому доверяла больше, чем кому-либо, а значит, отныне её ничего тут не держало.
Дитя неба хотела вскочить с кровати и начать одеваться, чтобы в ближайшие сроки смыться, не понимая, что теперь за ней будут пристально следить, не понимая, что нужно переждать. Ей важно было сорваться в данный момент и сделать всё на бегу, здесь и сейчас, затеряться в толпе, скрыться и потом найтись, когда станет безопасно и станет можно дышать полной грудью. Или жалеть, если какое-то кратковременное помутнение рассудка завладело ею, но это будет после, а дитя неба привыкло жить сейчас, и сейчас говорило послать к чёрту Кристиана и всё, что ей ненавистно, а значит, весь Торп, за малым исключением.
Она ничего не успела сделать, кроме как услышать знакомые голоса у двери. Накрывшись с головой, ангел старалась различить обрывки фраз старушечьего разговора – обычно скучного, но сейчас очень важного, раз все четыре ведьмы собрались здесь. Конечно, речь шла о ней, конечно, полушёпотом, чтобы только их старушечьи уши и могли услышать, но даже так ангел, напрягая слух, разбирала слова. Как всегда, ведущими были Агата и Агнесс, остальные лишь слушали и дополняли, изредка переспрашивая.
С каждым новым предложением Роксана всё больше не верила своим ушам и не захотела бы верить даже тогда, когда её в этом уверили бы иными способами, но ведьмы не врали. Когда они собирались все вместе, спорили и даже ругались, это было очень важно. И ангел еле сдерживала себя, чтобы не закричать, изумлённая должной убить её правдой, но нашедшая утешение в том, что все мысли её были верны и сейчас не безумие, а благоразумие манило её подальше от врат приюта.
– Мне плевать, как ты собираешься это сделать. Должно быть сделано, как обусловлено, – говорила Агнесс, почти срываясь на крик, а в данном случае, переходя с шёпота на другую тональность.
– Но…
– Что «но»? Всё давно обговорено.
– Если она не хочет, я не могу её заставить, она живое разумное существо, – оправдывалась Агата тихо.
– Мне всё равно, как это будет сделано!
Тут в разговор вступила Стефана, наконец решив высказаться:
– Агата права, а вдруг девчонка что-то заподозрит?
– Она не может ничего заподозрить уже столько лет. С чего бы вдруг теперь?
– Ты её недооцениваешь и совсем не знаешь, – защищалась Агата.
– Мне достаточно знать, что это неблагодарный чужеродный подкидыш без манер и имени. Всё ей дали мы, и мы решаем, что будет дальше. Как она вообще смеет перечить?
– И всё-таки ты неправа, – снова промолвила целительница, – больше проку было бы, если ты вела бы себя ласково и осторожно.
– Я однажды вела себя ласково и осторожно, и чем оно обернулось?
Агнесс была слишком зла, чтобы хоть немного помолчать:
– С ним ты совершила оплошность…
– Мы совершили оплошность, – осторожно поправила Стефана сестрицу, – но теперь это нежелательно, иначе все труды насмарку…
– Так заставь д`Лавье вернуться в милость к этой девчонке! – топнув каблуком по каменному полу и порождая тем самым гулкое эхо, прошипела главная ведьма.
– Её зовут Роксана, – на сей раз слово было за доселе молчавшей Тильдой.
– Мне плевать, как её зовут, – злобно прошипела Агнесс, – или она будет играть роль, которая ей предназначена, или…
– Ни о каких «или» речь не зайдёт, – перебила старшую ведьму вторая по значимости, – всё будет, как должно случиться.
– Заставь девчонку изменить мнение, и мне плевать, что оно может быть окончательным!
Голоса смолкли, и в коридоре воцарилась обычно сопровождающая это место тишина. Лишь цоканье каблуков по неровному камню отражалось от стен, предупреждая, что скоро появится и раздражённая ведьма. Такая походка была характерна только для Агнесс, и хорошо, что сейчас она отдалялась от ангела.
Теперь их было трое, и все трое перешёптывались, не решаясь покинуть коридор, а Роксана, содрогаясь, желала, чтобы этот шёпот продолжался как можно дольше. Это было более чем важно для неё, и раз уж появилась хоть какая-то возможность да само мироздание подталкивало её к побегу, девушка была готова совершить бунтарское действие. Только для этого стоило, как минимум, одеться подобающе, а значит, здесь и особенно сейчас притвориться спящей. Это точно поможет избежать лишних вопросов и сделает задачу легче, если возможно, конечно.
Когда звук, подтверждающий, что главная ведьма всё ещё в подземелье, стих, ведьмы решились войти. Видимо, всё это время они перешёптывались слишком тихо, чтобы это могла слышать бард. Услышав скрип двери, девушка резко развернулась к стене и, накрывшись одеялом почти с головой, стала мерно посапывать в такт с каплями воды, срывающимися с потолка в подставленные вёдра. Ведьмы тут же умолкли и решили подойти ближе к предмету спора, а через пару секунд Роксана почувствовала руки Агаты на своём лбу. От тётушки обычно пахло тальком и лавандой, чего ангел не очень любила, по крайней мере, в таком сочетании, но именно сейчас это как-то успокаивало и не давало выдать, что она еле контролирует свои эмоции. Дитя неба думала, что женщины станут её будить, но вскоре они просто покинули комнату, тихонько прикрыв дверь. В коридоре они снова стали переговариваться, голоса становились тише, отдаляясь, и дитя неба не могла отчётливо услышать ни единого слова, даже когда они только оказались за дверью. Да что уж там, она вовсе не понимала, о чём теперь шла речь, хотя, наверное, всё о том же. Сейчас главное было не заснуть, но противиться сну не было никаких сил.

Снова пробуждение, и снова Роксана чувствовала себя лучше. На столике стоял всё тот же бульон, который она уже пила, на стуле аккуратно сложена бело-голубая форма, выстиранная и отглаженная, у кровати – вычищенные туфли, кажется, даже новые, но это было не так уж важно теперь, когда она собралась бежать, решительно, не оглядываясь ни на что. И эта мысль пульсировала в голове с нарастающей силой. Роксане следовало бы поесть, да ничего в рот не лезло: в горле стоял ком, похожий на колючку, и при каждом глотке скрёб воспалённые стенки гортани.
Озираясь по сторонам, девушка наспех оделась в надежде на то, что ей удастся прошмыгнуть в комнату незамеченной и схватить пару важных вещей, прежде чем она покинет её навсегда. Стены приюта давили, ещё больше они давили оттого, что она находилась под землёй – в сырости и затхлости, опасной темноте, отгоняемой лишь огарком свечи. Ангел взяла в руки латунный подсвечник, но не с целью поживиться, а чтобы иметь вещь, которая может пригодиться в дороге и которую можно будет продать, отяготив карман при случае даже золотыми. Лазая по полкам, она не думала, что вынашивала когда-то план побега, всё случилось спонтанно, хотя она, бывало, мечтала о том, что будет жить жизнью полной странствий и приключений, а это, конечно, никак не вязалось с её оседлой жизнью посаженной в клетку птицы. Бессознательно Роксана думала об этом давно, даже до первой встречи с Тейяром, когда ей удалось сбежать, и, наверное, именно тогда тётушки задались целью совершить задуманное, чего бы им это не стоило. И делали они для этого всё, даже д`Лавье, теперь безликий в памяти и безразличный в жизни, был их прихотью, податью и благословенным подарком.
Чем больше дитя неба думала, тем больше начинала злиться на саму себя за то, что не видела этого сговора, не видела, как её подминают и делают послушной. Все окружавшие обстоятельства указывали на чужой план, но сама она вряд ли его поняла бы, если б не увиделась с шаманом в тот день, который позже может статься злополучным. Другие жители приюта, которые, похоже, тоже пресытились заботой тётушек, вряд ли дошли до этого спонтанно, даже жаль, что ангел мало с кем общалась: возможно, была бы в курсе каких-то событий, ныне ей неизвестных. Но теперь девушка забегала вперёд, думая, что если идея появилась, то она тут же будет претворена в жизнь. Всё-таки стоило договориться с теми полуэльфами, которые как-то недавно за обедом уже заговаривали о свободе, да уже поздно: требовалось время, чтобы войти в доверие, а дитя неба – нетерпеливая и глупая девчонка, как ещё, бывало, оценивала Агнесс, и ей нужно было избавиться от цепей сейчас, иначе погибнет.
Ангелу не составило труда добраться до своей комнаты, уверенно пробираясь по извилистым коридорам, хоть и опасаясь попасться кому-то из старших на глаза. В сумке, ударяясь друг о друга, позвякивали зелья, Роксана не стала брать много: лишь то, что можно сбыть за приличную цену и что собственно вообще возможно сбыть. В комнате она побросала всё на пол и, быстро захлопнув за собой дверь и упав на кровать, стала разглядывать потолок, даже не решаясь думать, что ждёт её потом. Станут ли её искать тётушки, удастся ли вообще вся затея, непродуманная и не имеющая плана, или её поймают и всё будет зря? Самым страшным для ангела было не наказание – они уже сделали, что могли, – а то, что она останется здесь, став ещё более безвольной, чем прежде. Одна мысль об этом сама по себе была невыносима.
Роксана не была бы столь подавлена, если бы одно не наложилось на другое. Сначала хотелось верить, что всё это глупая шутка, скоро придёт Кристиан и всё будет, как раньше, но это не помогало и не помогло бы, даже будь её неприязнь меньше. Но что толку сейчас лежать и думать, теряя драгоценное время, назад дороги нет, а теперь только…
Вскакивая с постели, девушка услышала какую-то возню на улице, а потом и грохот с криками. Она выглянула в окно и впервые пожалела, что окна её комнаты выходят во внутренний двор с яблоневым садом, а не на главный вход, где, по-видимому, всё происходило. Только тётушка Тильда могла так кричать, поэтому следовало бы спуститься, и дитя неба точно это сделает. Быть может, это единственный шанс и крик обычно тихой ведьмы надо расценивать как знак свыше.
Захватив кошель с монетами и кинжал, припрятанные в потайном ящике стола, и засунув в сумку Стефаны одно из своих немногочисленных платьев, девушка выбежала в коридор, а оттуда, вместе с потоком испуганных «чужих наших детей», поспешила на первый этаж.
Он выжидал, прибыв в город ещё рано утром, но посетив старушку Анну, чтобы провести время с пользой в помощи и заботе. Тейяр помог заготовить соленья на зиму, за которыми он сможет прийти в своё время, успел наколоть дров, подлечить хозяйских водоплавающих птиц и починить кое-какую мебель. Когда вышло время и нужно было возвращаться в город, старушка хотела предложить шаману ещё какую-то работу, но он так и не узнал, что именно, – слишком был озабочен важностью нахождения в своё время в своём месте.
Тейяр успел прибыть задолго до начала «представления» и стал ждать полуэльфов, которым обещал прикрыть отход, напротив стен приюта. Ведьмы, конечно, постарались, построив это здание и выбив для него место в центре города. И всё за деньги городской казны, сами они были, скорее всего, беднее церковной мыши. Шаман в своё время жил в каком-то двухэтажном здании, где с ним и ещё парой сироток сосуществовали люди сомнительной профессии – не то жулики, не то убийцы. Он потом посещал это здание в черте города, но оно было заброшено и разрушено, а это… Резные ворота, статуи, плодовые деревья и кусты – отделка приюта была достойна восхищения, полудемон был уверен, что и внутри всё обустроено не менее восхитительно, но вряд ли когда-то выдастся возможность посетить это место снова.
Минуты ожидания растянулись на час. Хотя мужчина и стоял в тени, в неприметном уголке, скрытый под плащом, им уже не раз с совершенно разными целями заинтересовывались люди, но, конечно, ничто не могло заинтересовать его, когда на кон поставлены, возможно, чужие жизни. Это был пробный побег. Конечно, после него бдительность усилится, но Тейяр должен быть уверен, что всё ещё можно сбежать от ведьм и, главное, вытащить из их цепких лап столько невинных жизней, сколько он сможет.
Уже Мау успел вернуться с охоты, нетерпеливо кружа над хозяином, а тот всё ждал, переминаясь с ноги на ногу, и вздыхал, выпуская струи пара изо рта. Кажется, он успел задремать, облокотившись на стену, когда всё началось. Секунду назад группа подростков двигалась по направлению к воротам, судорожно озираясь и шагая по желтеющей траве так быстро, как вообще можно быстро ходить. Потом все до единого неожиданно сорвались с мест и побежали врассыпную, кое-где теряя по пути драгоценные припасы. За ними на улицу выскочила старуха Стефана, которая, по мнению Тейяра, ничуть не изменилась. Она была не в состоянии кого-то догнать и уж тем более вернуть уговорами и криком, поэтому позвала свою сестрицу, которая тут же появилась на пороге. Тильда, что была проворнее и физически, и в магии, с помощью колдовства настигла не успевших моргнуть глазом беглецов и таким же способом возвращала их к воротам приюта, где сирот поджидала ругающаяся Стефана.
Полудемон только и смог, что покачать головой и приблизиться к воротам, благо, как было задумано, так и произошло: на шум стал собираться народ. А потом всё пошло не так, как надо: Тильды здесь вообще не должно было оказаться, но она, как назло, именно сегодня не отправилась в лесную хижину, хотя по расчётам детей в полнолуние должна была находиться только там, занимаясь заговорами и экспериментами над животными. Было ли это правдой, шаману проверить не удалось, а теперь это его не волновало вовсе, когда мысли лихорадочно сновали туда-сюда и не давали сосредоточиться на чём-то одном. Ребят надо было спасать, а они, чуть не плача, понурив головы, выслушивали старух, и кто-то, похоже, затеявший всё это, даже осмелился перечить Стефане и попытался уйти, но другая ведьма вернула его, сцепив магической хваткой руки и ноги худощавого мальчишки и пресекая этим все попытки к побегу.
– Вы не имеете права! – кричал парень, пытаясь освободиться, но в ответ на каждое его движение обычная верёвка становилась змеёй и угрожающе шипела, обнажая клыки.
Ведьмы старались сохранять спокойствие, но всему когда-то приходит конец – Тильда не вынесла того, что парень стал оскорблять её и толкать плечами в отчаянных попытках оказать сопротивление. Недолго думая, высокая ведьма отвесила мальцу оплёуху, на что тот разразился бранью и, подав знак товарищам, пошатнувшись, толкнул Тильду, а потом скачками снова последовал к выходу. Змеи стали неистово жалить полуэльфа, парализуя и заставляя упасть ничком, то же случилось с остальными беглецами, и все четверо теперь лежали на холодной земле без возможности даже попросить о помощи.
Охая, люди в толпе наблюдали эту ужасающую картину, но ничего не могли поделать. Ведьмы обладали безоговорочной властью в Торпе, и никому не хотелось испытывать их гнев на себе. Поэтому толпа – а собралась она уже немаленькая – испуганно ожидала дальнейших действий. Полудемон, хмурясь и тяжело вздыхая, стоял со всеми, но так ничего и не предпринимал. Если он сейчас себя обнародует – пиши пропало всё, а ребята знали, на что шли и какая участь их ожидает в случае неудачи, правда, всё-таки надеялись, что всё пройдёт гладко, но… Тейяру пришлось с горечью прикрыть ладонью глаза, чтобы не видеть полного провала: пытаясь проскользнуть мимо ведьм, Роксана вылезла через окно и спрыгнула на траву.

Ангел не знала, что происходит, да это было и не так уж важно – главное, сейчас внимание тётушек переключено на что-то другое, а бдели они за всем и всегда. Ведьмы будто чувствовали сам приют и всех, кто в нём обитал, словно сироты были привязаны к нему, так оно, верно, и было. Конечно, они скрывали это и подыгрывали детками, чтобы у тех сложилось впечатление почти полной свободы – на самом деле круглосуточно царил полный контроль, даже в комендантский час, даже когда жители приюта были вне его стен. Откуда тётушки всё знали, Роксана не догадывалась. Если же они залезали в голову и читали мысли, то уже были в курсе, что ангел слышала их разговоры и помышляла бежать, тогда им было известно и о Тейяре. Во всяком случае, до него ведьмы ещё не добрались: они бы точно не упустили шанса расквитаться, но никаких сил к поискам приложено не было, значит, имелся иной способ получения информации, значит, телепатом не являлась ни одна из ведьм. Главное теперь – умело сбежать далеко-далеко, чтобы никто не догадался и не увидел, залечь на дно и не высовываться, только сначала нужно скрыться с подконтрольной территории.
Согнувшись, дитя неба делало неловкие и нерешительные шаги к свободе, которая была уже близко, только руку протяни. Оставалось несколько каких-то ничтожных шагов, и её заметили. Стефана громко окликнула девушку, но та не остановилась и, вздрогнув, перешла на бег, пробираясь меж колючих кустов – на тот случай, если станут преследовать. Барду было сложно передвигаться, цепляясь за ветки, новое платье порвалось во многих местах, и если раньше это заставило бы её ужаснуться в ожидании расправы, то теперь больше беспокоили порезы и царапины на теле.
Через минуту она уже слышала крик Тильды, обращённый к ней самой. Роксана вновь вздрогнула, на сей раз остановившись, но потом возобновила бег. Бежать, бежать без оглядки и… Перед бардом из ниоткуда возникла Агнесс – высокая женщина с узким вытянутым лицом и злыми тёмными глазами. Волос под остроконечной шляпой не было видно, но девушка знала, что когда-то они были тёмными, как вороново крыло, а теперь в них подло закралась седина. Всегда сжатые в струну губы, суровый взгляд и сведённые на переносице брови – это было отличительной и неизменной чертой главной ведьмы, как и то, что Агнесс ненавидела Роксану и ангел это знала, но даже не поэтому боялась ведьму больше всех. От Агнесс исходили мощь и энергия, прижавшие девушку к земле, заставившие согнуться и повиноваться, и ангел упала на колени, склонив голову, чувствуя, что это конец всего, чувствуя всю ненависть, сконцентрированную в ведьмином взгляде, уничтожающую сироту. Сейчас Роксана не была во власти главной ведьмы, она просто была никем. Всю свою жизнь.
– Как ты только смеешь, девка?!
Её голос был холоден. И каждое слово множилось в голове ангела. Она не могла смотреть на свою тётушку, боялась её и хотела, чтобы это поскорее закончилось, пусть даже концом всего будет смерть. Дитя неба почувствовала, как Агнесс потянула её за руку наверх, дёрнула, не задумываясь о том, что это может доставить девушке боль, но Роксана не думала о боли, все мысли были заняты лишь ужасом, который отражался на юном лице, который порождала и с каждым разом усиливала тётушка.
– Куда ты собралась? Говори, живо!
Ведьма трясла девушку, как тряпичную куклу, и та была податлива, делая, что велят, когда дёргали за невидимые ниточки, пронизывающие всё тело.
– Я с тобой разговариваю, неблагодарная. Ты… все вы неблагодарные, но даже не представляете, что мы вам дали.
Бард хотела ответить, но не могла ни физически, ни морально, не вышло даже писка или стона, что уж говорить о словах и предложениях.
– Никто и никогда не знает и не узнает, потому что вы бараны, нет, хуже баранов, даже не способные к нормальной самостоятельной жизни!
Ведьма потащила подопечную на крыльцо, на всеобщее обозрение, заставляя собравшуюся под начавшимся холодным дождём, всё ещё растущую толпу охнуть. Тильда и Стефана смотрели неодобрительно, то ли из-за всей этой ситуации, то ли из-за того, что сейчас творила старшая сестрица с одной из лучших жительниц приюта, впив когти той в запястье
– Мы – козы… – промямлила Роксана, взглянув вверх в попытке поймать хоть чей-то взгляд. Она не обращала внимания ни на боль, ни на кровь, видя лишь соседей по этажу, корчащихся в судорогах на земле и демонстрирующих всем, какое наказание ждёт за неповиновение, и безликую толпу, которой безразлично… она их ненавидела… всех…
– Что?
– Мы – козы, а вы – волки, готовые поживиться, готовящие нас к бойне, красиво, чтобы никто не заподозрил, заметая следы.
Она наконец взглянула в тёмно-вишнёвые глаза Агнесс и применила то же оружие, что и ведьма пару минут назад. Роксана не надеялась, что это как-то подействует, оно и не подействовало, но произвело должный эффект. Ведьма выпустила её руку из своей и отступила на шаг, как от прокажённой. Казалось, она замахнётся, но этого не случилось, потому что Роксана продолжила её удивлять. Ангел делала всё спокойно и медленно, демонстрируя своё безразличие к толпе, которая даже не удосужилась ни за кого заступиться. Раньше ведьм травили такими толпами, как сейчас демонов, но с каких-то пор ведьмы приобрели иной статус и не вызывали ничего, кроме страха и уважения. Гонения, которые сейчас хорошенько приструнили бы квартет, закончились, по крайней мере, ещё до того, как старшая сестрица родилась. Роксана вынула из сумки кинжал и уверенным шагом шла к полуэльфам, чтобы освободить тех от пут. Никто её не останавливал до тех пор, пока не прошло оцепенение от удивления, но и тогда Тильда как-то осторожно, будто опасаясь лезвия, приблизилась к склонившейся над бледным полукровкой бардом.
– Детка, что ты делаешь? – прошептала она.
– То, что считаю нужным.
– Прекрати немедленно и вернись в свою комнату, нам предстоит серьёзный разговор, не зли больше тётушку Агнесс.
– Мне предстоит долгий путь отсюда, – не поднимая головы, исправила слова Тильды дитя неба, – что до тётушки – пусть злится, может, сделает всем одолжение и лопнет.
– Да как… ты…
Как и старшая сестра, Тильда резко дёрнула девушку за руку вверх и переместилась с ней к входу в здание приюта, где их ждали уже не только ведьмы, но и испуганные дети.
– Ты сейчас же вернёшься обратно в комнату и примешь своё наказание, как и судьбу, которую тебе избрали.
– Вы не имеете права ни за кого из нас решать, – тихо ответила Роксана на слова Тильды, таким образом взбесив её ещё больше.
– Точно, ты неблагодарная шва…
– А за что я должна быть благодарна? За то, что я тут ради вашей благой цели? Так получается? Мы все избранные, а ещё есть десятки бездомных детишек, снующих в поисках пропитания, так?
Ведьмы ей ничего не ответили.
– У вас есть планы и они воистину грандиозны. Мы ваш скот и корм, который, коль станет плох, будет ликвидирован, но вы не рискуете, нет, заранее делаете чистки тем или иным образом. Думаете, мы ничего не знали? – ангел стала срываться на крик. – Вы никого не убиваете – это не выгодно, но уничтожение – самая подходящая участь для чужих деток, которые по большему счёту полукровки или вовсе не люди. Эта чистка…
– Замолчи!
Роксана почувствовала пронзительную боль, сменившуюся звоном в ушах и чувством ожога на щеке, по которой её наотмашь наконец ударила Агнесс. Жар расходился по всему телу, мгновенно затуманивая разум, впитываясь в кровь и ослабляя ангела. Ведьма знала, что предыдущие манипуляции уже не действуют на девушку и та болтает слишком много лишнего перед недостойной и с каждой минутой увеличивающейся аудиторией, итак насытившейся тем, что можно обсуждать в течение месяца, а то и больше, тем, что очерняет квартет.
Схватив девушку за плечи, ведьма стала встряхивать её с каждым пятым словом, совершенно не беспокоясь ни о чём.
– Ты много знаешь, да все твои познания полны лжи и пробелов, мечтаний, которые тебя тянули назад, а сейчас кинули в пропасть, – шептала Агнесс, – и я клянусь, из этой пропасти тебе не выбраться, потому что для начала я устрою тебе ад здесь, «небесное создание».
Роксана сощурилась не сколько оттого, что было сказано, столько оттого, как – уничтожающе, с издёвкой и ненавистью. Ей хотелось воткнуть Агнесс в сердце кинжал, который ангел не выпускала из рук, но он не подействует, потому что у таких существ и сердца нет. Дитя неба плюнула ведьме в лицо, та, утираясь, отшвырнула её на землю. Теперь ведьме не было важно, что на неё смотрят люди, самой плевать на всё, лишь бы расквитаться с этой мерзавкой.
– Храбрая, да? Но что ты сможешь сделать, когда руки смерти будут ослаблять хватку, чтобы преподать тебе урок? Если не найдётся никого, кто выбьет из-под ног шатающийся табурет, лишь бы прекратить твои мучения, – ведьма наступала, – и не найдётся никого, кто поставит его на все четыре ножки. Теперь это невозможно. – Она нацелила на Роксану остроконечный обитый железом посох, который не пойми откуда появился в руке.
– Агнесс!
Ведьму передёрнуло. Она с выражением испуга вместе с изумлением, стала разглядывать толпу.
– Как на счёт того, чтобы перерезать верёвку?
Широко распахнув глаза, ведьма медленно обернулась на голос, забывая о жертве своего гнева. Она не могла поверить в то, что видела, просто не хотела видеть, но глаза её никогда не обманывали, не обманывали и теперь, когда из толпы вышла фигура, на которой сгорел плащ, когда она прошла через защитный барьер, висевший куполом над приютом. Только теперь, когда магия была нарушена, можно было увидеть шамана. Тейяр сильно изменился, но ведьма узнала бы его и через тысячу лет. Именно она растила полудемона, воспитывала и готовила к смерти, которой он сумел избежать. Агнесс долго ждала этой встречи, жаждала её, но не при таких обстоятельствах. Хотя они вряд ли помешают.
Шаман шёл мимо неестественно вывернутых в судорогах тел детей, поддевая змей остриём копья, и те падали верёвками, а потом и вовсе превращались в тлен, возвращая жизненную энергию и покой пленникам. Тейяр шёл нарочито медленно и уверенно, но Роксана видела, что он боялся: это было едва заметно, только когда мужчина ступал не так и вёл бровью. Он не взглянул на соперницу ни единого раза, зато она неотрывно наблюдала за своим бывшим подопечным. Агнесс ждала и была готова прыгнуть на него, как кошка на мышку, будто всё это было заранее запланировано ей самой и она, улыбаясь безумно и хитро, наслаждается правильностью сценария встречи. Такую Агнесс ангел никогда не видела. Именно теперь девушка подумала, что могла ошибаться в отсутствии телепатических способностей у ведьм, значит, они были способны подстроить всё произошедшее, чтобы заманить шамана в ловушку. Роксана опасалась этого и винила себя в неосторожности помыслов, но теперь ничего не поделаешь, оставалось только ждать.
– Нет никакой верёвки, только мои руки.
– Возомнила себя смертью?
– Возможно…
– Возможно, в вас общее лишь то, что обе – старые карги, хотя на счёт госпожи я не сильно уверен…
Улыбка на лице ведьмы сменилась хищным оскалом. Она ждала, когда Тейяр подойдёт максимально близко, чтобы нанести удар. Все вокруг перестало существовать, лишь они двое, а меж ними пропасть и ненависть, натянутая струной. Остальные сестрицы, дети и Роксана были тенями. Какой-то умник умудрился позвать стражу, но и она не попала в центр внимания, лишь они – два ярких пульсирующих пятна в призрачном мире.
– Я давно ждала, когда наш блудный сын вернётся отвесить родительницам поклон, и наконец момент, хоть и неожиданно, настал.
Бард, всё ещё ужасаясь, вздохнула: слова ведьмы могли значить, что это не она навлекла беду. Теперь ангел вовсе ничего не понимала – мысли путались, а образы плыли перед глазами, искажаясь и приобретая причудливые очертания, – девушка теряла сознание.
– Слишком много хочешь. Я пришёл с поднятой к небу головой.
– Гордец, всегда таким был, и гордость тебя сгубит, она ещё тебя подомнёт!
В их диалог никто не решался вмешаться, два противника приближалась друг к другу, наконец один остановился, высвободив всех детей.
– Как бы не так…
– Я это вижу и сейчас! – Агнесс тоже остановилась.
– Отпусти детей, только тогда мы сможешь поговорить, как подобает это сделать.
Ведьма зашлась противным скрипучим хохотом, отчего полудемон скривился. Он надеялся его больше не услышать, но оказалось когда-то давно был не последний раз.
– Ты ещё выдвигаешь условия, ты, безродный, когда должен молить отпустить отсюда, потому что сам живым не уйдёшь.
Тейяр сузил глаза.
– То, что произошло, было нелепой оплошностью, непредвиденной форой, но ты же прекрасно знаешь, мой мальчик, что мы всегда берём своё. Я всегда беру своё.
– Тебе до сих пор принадлежит только иссохшая оболочка, ни души, ни сердца – ничего, что ценно. Всё ценное ты отдала в чужие ненадёжные руки, получив временную власть… – полудемон выдохнул, – для чего? Чтобы построить фабрику угодных тебе. Но боюсь, всему когда-то приходит конец, и твой уже близок, вместе с концом безраздельного правления. Ты одна, Агнесс, ты всегда была сама за себя, сама по себе, а сестрицы нужны лишь для реализации планов, но и они тянут назад.
Сидя на холодных плитах, Роксана слушала отдаляющиеся голоса двоих, что готовы были уничтожить друг друга на этом месте. Ей казалось, что время остановилось. Потому что остановился дождь, пламя на воротах, люди. Живы были только находящиеся под куполом защитного щита, нависшего над приютом, но и они замерли, оцепенев от словесной перепалки старых врагов. Неравная битва, которая была попросту неизбежна.
И, конечно, битва началась. Пространство заполнила энергия, от которой воздух потрескивал и издавал низкий протяжный гул, предшествующий выстрелу из посоха, но полудемон был готов к этому. Он без опаски поймал заряд молнии и, задержав на секунду в ладони, отправил его в одну из колонн, державших козырёк здания.
– Беги!
Роксана сначала не поняла, к кому обращается Тейяр и почему он промахнулся, но, увидев стремящиеся к ней куски мрамора, вскочила на ноги и последовала приказу шамана. Она чуть не поскользнулась на лужице собственной крови, охваченная ужасом и поборовшая желание оглянуться. Это был её шанс удрать, пока позади громыхали плиты и поднимали белую пыль.
Дитя неба не знала, куда бежать, оставляя кровавые следы, по которым кто угодно сможет отыскать, но времени для раздумья не было. Бард окончательно оторвала подол и так уже изорванного платья и на ходу кое-как перевязала кровоточащую рану. Рука стала неметь, но это ничто по сравнению с тем, что ей уже пришлось испытать. Девушка добралась до лаза в воротах, но это не было выходом: она упёрлась ладонями в барьер, как в стекло, ощупывая его в поисках шва или трещины, которые позволили бы выбраться. Но всё было тщетно.
– Роксана!
Ангел обернулась на оклик и вскрикнула сама, увидев, что к ней несётся непонятно откуда взявшийся Кристиан. Он выглядел каким-то усталым и помятым, скорее всего он был снова пьян, но тем не менее стремительно сокращал расстояние. Всё в нём пугало девушку, она попыталась убежать, но вряд ли бы это вышло: д`Лавье передвигался неестественными для человека рывками.
– Роксана, берегись!
Она уже не оборачивалась, да и не смогла бы обернуться, не угодив в лапы к бывшему жениху. Пригнувшись и тем самым заставляя Кристиана перелететь через себя, бард устремилась на голос шамана, который, отбиваясь от вражеских зарядов молнии, так же бежал к ней.
– Попалась, пташка, теперь не убежишь от меня!
– Пусти меня, – кричала девушка, пытаясь вырваться.
Колотя ногами бывшего жениха, она боялась ударить его ножом и вряд ли смогла бы это когда-либо сделать. Её пинки вперемешку с промахами не помогали, лишь больше злили мужчину, а он только и делал, что сильнее заламывал руки, не обращая внимания на крики девушки и кровь, которая пропитала повязку. Только спустя несколько секунд д`Лавье ослабил хватку, повалившись вместе с Роксаной на спину. Послышался глухой удар, тогда-то ангел и заметила рядом со своим лицом резное копьё, воткнутое в землю. Ей не требовалось времени на раздумья, она мгновенно отползла за подоспевшего на помощь Тейяра, когда тот принял на копьё удар меча Кристиана. Стальной одноручник, который редко шёл в ход, но получал исправную заботу, не оставил на дереве даже зазубрины. Стражник нанёс ещё удар, пришедшийся вновь на древко копья, и снова с ним ничего не случилось. Д`Лавье начал впадать в ярость, тогда как шаман проявлял хладнокровное спокойствие, краем глаза наблюдая за выжидающей в столпе пыли Агнесс и танцуя с противником танец, к концу которого последнее па сделает лишь один из партнёров. Полудемон пропустил удар, но успел отскочить, когда меч вонзился в мокрую землю, расползающуюся под ногами противников. Но это не остановило Кристиана, он выдернул своё оружие и с рывком стал бить наотмашь, яростно, не глядя, не рассчитывая свои движения, пока сам не напоролся на копьё, ловко подставленное Тейяром.
Наблюдавшая за всем этим бард вскрикнула, и к её удивлению, это оказалось единственным звуком, изданным по случаю смертельного ранения жениха. Мужчина был ещё жив, если это состояние вообще можно было назвать жизнью. Из раны стала сочиться мутная полупрозрачная кровь, потом нечто, чего не могло быть у живого человека, который с широко распахнутыми глазами рассыпался в прах. Кристиан был трупом. И сколько он повёл в таком состоянии – не известно. А Кристиан ли это вообще? А был ли он им когда-то? Или д`Лавье – это такая же красивая и лживая история, как и многое другое в этих проклятых стенах. Теперь он мёртв, и это было очевидно.
Ангел плакала уже навзрыд, ей было страшно и жалко себя из-за всего неведомого, что с ней происходило доселе, теперь она совсем не знала, что делать, потому что всё было ложью, может, включая и её саму.
– Беги, Роксана.
Тихий голос шамана, склонившегося над прахом мертвеца, вернул её в реальность. Сквозь пелену от слёз ангел видела его, шепчущего что-то, переставшего быть красным пульсирующим пятном. Она разглядела его красный вычурный костюм с отделкой из меха и поясом с большими фиолетовыми кабошонами, она видела шамана таким впервые и не могла представить, что это тот неуловимый оборвыш, за которым следил её мёртвый жених.
– Беги, кому говорят!
– Как?
Тейяр выпрямился и, обернувшись на изданный главной ведьмой звук, не глядя кинул своё оружие, пробив им дыру в защитном колпаке. Она стала расширяться, подёргиваясь крохотными молниями, как сетью, пока колпак вовсе не исчез. Из-за этого на них тут же хлынули звуки из внешнего мира и крупные частые капли дождя, а с другой стороны чуть не объяла электрической мощью шаровая молния.
Толпа выпала из оцепенения, как и бард через ограду. Оставаться здесь было небезопасно, поэтому она, продираясь сквозь зевак, побежала к главным воротам Торпа окольными путями, лишь бы только не заметили и не остановили. Где-то в очередном тёмном переулке до ангела дошло, что она бросила объятого пламенем шамана один на один с ведьмами. Она хотела было вернуться обратно, но острые когти ворона вцепились ей в плечо, продырявив и так негодное ни для чего платье. Мау было велено отвести ангела в безопасное место, только, не смея ослушаться приказа, он не был уверен, что хозяин вернётся.